Жена зиновия гердта татьяна правдина год рождения. Татьяна Правдина - Зяма — это же Гердт! Говорят, у него была привычка жениться


До их встречи у Зиновия Гердта было два официальных брака и четыре гражданских. Но когда он увидел свою Татьяну, с первого взгляда понял, что без нее он не сможет жить. Татьяна Правдина дала любимому миллионами актёру самое главное: 36 лет нежной любви, настоящей дружбы, поддержки и глубокого доверия.

Зиновий Гердт


Зиновий Гердт в "Фокуснике", 1967 г./Фото: www.m24.ru


Зиновий Гердт, интеллигентный мальчик из еврейской семьи, в короткий срок ставший из актера самодеятельного театра настоящим символом мастерства. Его талант невозможно было скрыть. Он получил тяжелое ранение на фронте, после которого стал очень заметно хромать. Зиновий был уверен, что с таким дефектом путь на сцену ему теперь закрыт. Но разве мог талант оставаться невостребованным? Вначале он стал выступать с Театром кукол Образцова. Озвучиваемый ним образ конферансье «Необыкновенного концерта» завораживал.

Он был влюбчив и открыт в своих влюбленностях. Каждый раз он думал, что вот эта женщина навсегда. Но встретив свою ту, что была действительно предназначена судьбой только ему, он оставил свою немыслимую привычку жениться.

Татьяна Правдина



Она работала скромным переводчиком арабистом. И знала Зиновия Гердта лишь как актера. У Татьяны был в наличии муж, подрастала маленькая Катюша. С мужем они уже давно стали чужими людьми, которым приходится жить в одной квартире.

Она совершенно не была знакома с актерской средой, когда ей предложили работу переводчиком в гастрольном турне Театра кукол по Ближнему Востоку. И первая рабочая встреча ее просто поразила. Актеры показались ей людьми слегка развязными, да и вообще непонятными.

«Я понял, что на ней женюсь. Гром греми, земля перевернись, но я женюсь на этой женщине»


Татьяна видела актера раньше на сцене, когда была семнадцатилетней девчонкой. Но разве могла она представить, что через несколько лет дороги их сойдутся в одной точке? Женщина, уставшая нести на себе весь груз бытовых проблем, да еще и бесконечно оправдываться перед ревнивым супругом. Мужчина, обладающий какой-то необъяснимой харизмой. В него постоянно влюблялись, не замечая ни его небольшого роста, ни весьма скромной внешности.

Они летели на гастроли в Сирию, а Гердт уже точно знал, что эта скромная интеллигентная переводчица станет его женой. Фактически – пятой. Официально – третьей.


Зиновий Ефимович взялся за дело. В самолете он стал читать стихи. Надо сказать, что в его исполнении стихи обретали какой-то невообразимый глубокий смысл. Татьяна почти была готова влюбиться в этот проникновенный голос, в ласковые глаза. Останавливала ее лишь несерьезность ситуации. Ей все время казалось, что ухаживания Гердта, мимолетные прикосновения, попытки ей понравится, - все это лишь гастрольный роман.

Она сопротивлялась силе его обаяния целых полтора месяца. Все гастроли. Но расставаясь, они решили встретиться через два дня. Встретились на всю жизнь.

«А это редчайшее счастье…»



Когда они собрались уехать на несколько дней в Питер, мама Татьяны решила, что это уже повод познакомиться с новоявленным зятем. Гердт все понял только по одному Таниному виду. Он взял ее за руку и повел назад в квартиру. Он с порога пообещал жалеть свою будущую жену. А потом потребовал чаю. Ему очень хотелось чаю!

С этого момента началась трогательная любовь Зиновия Ефимовича к своей теще. Впрочем, он очень не любил ее так называть. Он называл ее мамой жены, считая, что такую достойнейшую женщину оскорбит даже намек на то, что она может быть анекдотичной тещей.


Удивительная гармония воцарилась в этой семье. Они любили и были счастливы в этой своей любви. Зиновий всем сердцем полюбил Катюшу, Танину дочь и всегда считал ее своим ребенком. Впоследствии Катя возьмет его фамилию, которую не станет менять даже в замужестве.

Зиновий Ефимович всегда подчеркивал, что Татьяна играет главную роль в их семье. Он сам не имел высшего образования, но был при этом классическим образцом человека интеллигентного. Как губка, он впитывал многие манеры от своей супруги. Радовался тому, что Татьяна Александровна помогает ему расти и становиться лучше.

Дружба выше любви


Кто-то коллекционирует книги, кто-то картины, а вот их семья коллекционировала друзей. Они с глубоким уважением относились к каждой личности. Они любили друзей, в их доме всегда бывало множество людей. Они неизменно собирались на Татьянин день, День победы и день рождения Зиновия Ефимовича. Шумные веселые компании, бесконечные истории и воспоминания, эмоции, воспоминания.


Гердт говорил о том, что самым большим откровением стало для него высказывание Татьяны о дружбе. Это она сказала, что дружба величественнее любви, потому что не может быть безответной. На этом и строилась жизнь удивительной семьи. В не была, помимо глубокого взаимного очарования друг другом еще и настоящая дружба между супругами.

Татьяна Александровна с удовольствием занималась домом, обеспечивая гениальному Зиновию Гердту необходимый уровень комфорта. С тех пор, как ей разрешили сопровождать его во время гастролей, Татьяна всячески подстраивалась под его график, отменяла свои планы, чтобы полететь вместе с труппой. Это не было жертвенностью, это было жизнью, в которой жена понимает нужды и ожидания мужа, стремится во всем помочь ему. Не жертвуя, а любя. Не преклоняясь, а уважая.

Жить, чтоб помнили



Когда серьезно заболел, он сказал жене: «Боже мой, девочка, как тебе без меня будет плохо!» Он понимал, что уходит, но, слава Богу, не мучился и не знал диагноза. Родные скрывали от него страшный приговор - рак легких. Они старались облегчить его страдания и не доставить новых.
Меньше, чем за месяц до своей кончины Зиновий Гердт еще играл на сцене. Его вынесли на руках, измученного, слабого. Он едва мог говорить и дышать. Но на сцене он вдруг преобразился: живой, энергичный. Остроумный. И со сцены его снова увезли в больницу.


Его Танюша была рядом с ним до последней секунды. После его ухода мир разбился на тысячи мелких осколков. Жизнь без него, казалось, закончилась. Татьяна Александровна знала, что жить дальше должна. Ради него и памяти о нем. Она убедила себя в том, что он просто уехал. В долгую творческую командировку. Она всегда прилетала к нему. И прилетит снова. Нужно просто подождать назначенного для встречи срока.


В 2016 году, к столетию со дня рождения Гердта, она выпустила книгу воспоминаний об актере. Она собрала и систематизировала не только свои впечатления и эмоции, а воспоминания о нем его друзей, которые, кстати, и сегодня собираются в его доме, как было заведено: на Татьянин день, День Победы и день рождения гениального актера.


И в зрелом возрасте чувства могут быть не менее яркими и трогательными, чем в юности. Это подтверждает счастливая закатная любовь

РИА Новости/Александр Лыскин

Залман Афроимович Храпинович — так на самом деле звали любимца публики, вынужденного уже во взрослом возрасте все поменять. Зиновий Ефимович Гердт — имя и отчество он «доработал» на русский лад, а фамилию взял у дальней родственницы. Правда, она была Герд, последнюю «т» маэстро добавил для звучности.

Он родился в еврейской семье в городе Себеж Псковской области. Папа служил коммивояжёром, мама занималась четырьмя детьми и вела домашнее хозяйство. Дети семейства Храпиновичей ходили в специальную еврейскую школу. Зяма, как его ласково называли родные, отлично знал идиш.

Мальчика увлекала литература, в частности — поэзия, любовь к которой ему смог привить школьный учитель. Еще в детстве Гердт напишет свои первые стихи — на идише. В поэтической форме он воспел коллективизацию и был опубликован в школьной газете.

Когда Зяма заканчивал школу, его старший брат удачно женился и переехал в Москву. От младшего сына родители ждали чего-то подобного. Поэтому после выпускного Гердт тоже направился в столицу, где поступил сначала учиться на электрика, а потом и работать. Первые заработки он получил в московском метрополитене — занимался электромонтажными работами.

Война


Авдотья Павловна (1966)

Попавший в столицу юноша немедленно увлекся театром. Спустя несколько месяцев после переезда он уже играл в Театре рабочей молодежи при заводе Метрострой, а через пару лет был переведен в профессиональную труппу театра. Его мечтой была большая сцена, но июнь 1941 года перевернул все планы.

Театр, к которому был прикреплен будущий актер, стал фронтовым, и всем актерам дали бронь. Но пользоваться ею Гердт не захотел. Он отправился в военкомат и уговорил военкома отправить его на фронт. Служил в саперной роте и ни разу не обмолвился о том, что имеет отношение к театру. Даже приезжим артистам в этом не признавался. В 1943 году Гердт получил тяжелое ранение в ногу. С поля боя его вынесла медицинская сестра. Будущего актера отправили в Москву, в Боткинскую больницу. Он перенес десяток операций. Но результата не было: кости не срастались, ткани продолжали гнить. Уже было принято решение об ампутации, когда знаменитый хирург Ксения Винцентини предложила повременить и сделала одиннадцатую операцию. Лишь после нее Гердт пошел на поправку. Вот только нога стала на 8 см короче и заставляла актера сильно хромать до конца жизни.

Куклы


Странные взрослые (1974)

Зато именно в госпитале он понял, что несмотря на ранение, его мечта стать артистом не похоронена. Именно туда подбадривать фронтовиков приехал кукольный театр Образцова. Вдова Гердта, Татьяна Правдина, вспоминает его рассказ о том, как во время выступления он смотрел только на шторку, за которой сидели артисты. И подумал: он сможет так же!

После выписки Зиновий Ефимович направился к Образцову. Час актер читал стихи перед импровизированной комиссией, после чего был зачислен в труппу кукольного театра. Благодаря его голосу ожили и заиграли новыми красками многие персонажи этого замечательного театра.

Кукольники много гастролировали. Гердт подходил к работе профессионально. В каждой стране прорабатывал свою роль с переводчиком, чтобы произнести текст на языке страны пребывания. Часто зал был уверен, что артист в совершенстве владеет языком, и приходил от этого в восторг. Но Гердт столько языков, конечно, не знал — зато был уникальным и признанным мастером звукового подражания.

Татьяна


Город мастеров (1965)

Одна из переводчиц, приставленная к театру для работы с арабскими странами Татьяна Правдина, сразила артиста сразу. Он потом расскажет ей, что в момент первой встречи что-то внутри сказало: «Она будет твоей женой».

Началась совместная работа. Перед гастролями Татьяна стала ходить к Гердту, который тогда жил со своей второй супругой Катей Семерджиевой, почти каждый день. Переводила тексты, которые Зиновию Ефимовичу предстояло произнести на арабском, прорабатывала с ним фонетику.

На самих гастролях завязался неизбежный роман. Татьяна теперь не признается, но в их близком окружении точно помнят: она поначалу не воспринимала всерьез ухаживания хромого артиста. По-прежнему жила с мужем, с которым уже успела развестись, воспитывала маленькую Катю.

После гастролей не привыкший к двойной жизни Гердт признался жене прямо с порога: «Влюбился, ухожу». Та лишь поинтересовалась, кому достанется квартира. «Она твоя», — ответил артист. И тотчас поехал за своей новой возлюбленной.

В тот же день они отправились сначала на предоставленную другом квартиру, а потом на съемное жилье. От супруга Татьяна ушла, забрав дочь. Впоследствии Зиновий Ефимович девочку удочерил, и теперь она носит его фамилию — Екатерина Гердт.

Женщины


Соломенная шляпка (1974)

Правдина стала его третьей официальной и пятой неофициальной женой. Личная жизнь актера редко обсуждалась, однако говорят, что его женщины часто не могли во второй раз выйти замуж: они продолжали верить, что лучше Зямы никого нет.

Первой супругой актера стала его коллега по театру рабочей молодежи Мария Новикова. В 1945 году у них родился совместный сын Всеволод Новиков, ставший впоследствии теплофизиком, кандидатом технических наук. Во втором браке, из которого мужа увела Татьяна Правдина, детей не было. А в третьем у Гердта появилась приемная дочь Катя.

Кино


Золотой телёнок (1968)

Став знаменитым театральным артистом, он завоевал и кино. Несмотря на то, что Гердт начал сниматься в 1958 году, его первой значительной ролью стал культовый Паниковский в 1968-м — не такой ничтожный, как у Ильфа и Петрова, грустный и одинокий, совсем другой. У этой роли есть предыстория.

Играть старика Паниковского в «Золотом теленке» должен был Ролан Быков. Но тот улетел на гастроли, а случайно оказавшегося поблизости Зяму попросили подыграть в одной из сцен. Отсмотрев получившийся материал, и режиссер, и сам Быков пошли к Гердту уговаривать взять роль себе. Тот согласился, с условием, что герой будет Паниковским Гердта, а не Ильфа и Петрова. И наделил его совершенно новыми чертами.

Эта привычка — искать в герое многогранность и выделять непривычные черты характера, останется с Гердтом навсегда. В 77 кинофильмах, где снялся этот актер, его — часто эпизодические — роли были самыми заметными и харизматичными.

В 60-х Гердт попробовал себя на телевидении, но из-за напряженного графика был вынужден бросить эту идею. Вернулся к ней лишь в 90-е. Тогда на телеканале ТВ-6 Москва появилась его авторская программа «Чай-клуб».

В середине 90-х Гердт сильно болел — у актера диагностировали рак. Не слушались конечности, ходить было тяжело, но он до последнего не терял оптимизма, старался шутить и будто не замечал происходящих с его телом трагических изменений. Умер Зиновий Гердт в ноябре 1996 года, в Москве.


Мой нежно любимый детектив (1986)

Однажды я был свидетелем того, как Гердты поругались. И вот они ругались, ругались… и наконец Татьяна Александровна бросила Гердту в лицо: «Актер!..» Это прозвучало как последнее оскорбление. И Гердт, оборвав крик, вдруг мрачно сказал: «А вот за это можно и по морде…»

И оба расхохотались.

Слово «актер» в этой семье было оскорблением, эдакое богемно-фальшивое…

Дружить Гердты умели не по-нынешнему. Зиновию Ефимовичу было уже под восемьдесят, но каждый год он лично перевозил из города на дачу девяностолетнего артиста театра Образцова Евгения Вениаминовича Сперанского. А уж по мелочи…

Однажды, зимой довольно голодного 1992 года в моей квартире раздается звонок. На пороге стоит Татьяна Александровна с мешком картошки: «Нужна? Хорошая, не мороженая».

По дурной интеллигентской привычке я начал было отказываться. Аристократичная Татьяна Александровна послушала это с полминуты и сказала: «Значит, так. Не нужна картошка - увезу назад. Нужна - бери и не выё…!»

Татьяну Александровну Правдину Ширвиндт называл: «внучка шустовских коньяков» (ее дедушкой был тот самый коньячный король Шустов, о котором упоминает чеховский Андрей в «Трех сестрах»).

Татьяна Александровна стала «окончательной женой» Гердта (определение Зиновия Ефимовича).

История их знакомства замечательна и очень многое говорит об этих двух людях.

На зарубежные гастроли «Необыкновенного концерта» Гердт выезжал за несколько дней до труппы с переводчиком. Тот переводил ему свежие газеты, Гердт уяснял, чем живет страна, и когда зрители приходили на спектакль русской труппы, кукольный Конферансье на их родном языке шутил на злобу дня! Можете себе представить эффект.

Так вот, Татьяна Александровна, переводчик-арабист, поехала в командировку в Египет, работать с театром Образцова.

Она была замужем. Гердт был женат.

Они познакомились - и перед расставанием договорились встретиться в Москве через два дня.

Через два дня они встретились свободными людьми. Гердт за это время объяснился с женою, а Татьяна Александровна - с мужем. У нее была двухлетняя дочка Катя…

Незадолго до ухода Гердта из жизни Катя взяла его фамилию и отчество. Он ее спросил:

Что ж ты раньше-то?..

Стеснялась…

Ддур-ра…

Надо было слышать это «ддур-ра…»

Так признаются в любви.

Татьяна Александровна сказала однажды: «Я бы его полюбила, даже если бы он был бухгалтером».

Есть острословы, а есть люди остроумные - и это диаметрально противоположные типы людей. Гердт никогда не острил. В нем этого кавээнского «вот я вам сейчас пошучу…» - не было совершенно.

Гердт поддерживал разговор, или поворачивал его, или прекращал - но это всегда было развитие мысли. Он успевал думать - редкость для людей шутящих.

Шутка рождалась как результат оценки ситуации.

Одна молодая журналистка передала мне совершенно блистательный диалог, произошедший у нее с Гердтом: «Ну что, деточка? Будете брать у меня интервью?» - «Да, Зиновий Ефимович…» - «Ах, всем вам от меня только одного нужно!..»

В 1949-1950 годах, во времена борьбы с космополитизмом, Зиновий Ефимович со своим братом Борисом возвращался с кладбища (была годовщина смерти мамы). На Садовом кольце они зашли в пивнушку («шалман», как определил ее Гердт) - согреться и помянуть. Перед ними в очереди стоял огромный детина. И когда очередь дошла до него, он вдруг развернулся в их сторону и громко сказал продавщице: «Нет уж! Сначала - им. Они же у нас везде первые!..»

И Гердт, маленький человек, ударил детину в лицо. Это была не пощечина, а именно удар. Детина упал… Шалман загудел, упавший начал подниматься… Продавщица охнула: «За что?! Он ведь тебя даже жидом не назвал!..»

И стало ясно, что сейчас будет самосуд.

…Эту историю я услышал во время съемок телепередачи в ответ на свою просьбу рассказать о людях, которые спасали Гердта. И он рассказал мне о троих. О медсестре Вере Ведениной, которая вытащила его в феврале 1943 года с поля боя, из-под огня. О Ксении Винцентини - хирурге, которая делала ему последнюю, одиннадцатую операцию и спасла ногу. И рассказал он вот этот случай.

…Когда всё шло к самосуду, от стойки оторвался человек, которому Гердт едва доходил до подмышек. «Он подошел ко мне, загреб своими ручищами за лацканы моего пальтишка, - рассказывал Гердт, - и я понял, что это конец. Мужик приподнял меня, наклонился к самому моему лицу и внятно, на всю пивную, сказал: „И делай так каждый раз, сынок, когда кто-нибудь скажет тебе что про твою нацию“».

И «бережно» (слово самого Гердта) поцеловав его, поставил на место и, повернувшись, оглядел шалман. Шалман затих, и все вернулись к своим бутербродам.

В этой истории - не только тот замечательный незнакомец. В ней - весь Гердт. Как позже писал Визбор: «Честь должна быть спасена мгновенно». И эта мягкость, этот «всесоюзный Зяма» из «Кинопанорамы» и «Чай-клуба» - далеко не весь Гердт. Повторюсь: он был человеком очень суровых правил.

На панихиде по Гердту Михаил Швейцер сказал: такие, как он, инвалиды сидели после войны в переходах, играя на гармошке и прося милостыню…

Судьба и история, надо им отдать должное, действительно сделали всё для того, чтобы стереть Гердта в порошок.

Еврей, что могло стать приговором само по себе; инвалид и вообще человек не Бог весть каких физических кондиций. Внешность? Детские и юношеские фотографии - жалко смотреть… Маленький еврейский мальчик с оттопыренными ушами и огромными, заранее несчастными глазами…

Но, как сказал Бомарше, «время - честный человек».

Какой-то другой француз заметил, что к сорока годам женщина получает на своем лице то, что заслуживает. Мужчина - тоже. К началу пятого десятка собственно антропология уходит на второй план; душа начинает рисовать на лице свои черты.

У Гердта к пятидесяти стало необыкновенное лицо. Поразительной красоты! Его стали снимать в кино, и вдруг выяснилось, что - не оторваться! Война, четыре года костылей и больниц, одиннадцать операций - все эти страдания преобразили Гердта.

Выдающемуся артисту ХХ века исполнилось бы сто лет

Зиновий Гердт стал легендой еще при жизни. Рассказывают, как-то он пришел на прием к одному высокопоставленному чиновнику — хлопотать за друзей в решении жилищного вопроса. Но не успел еще ничего сказать, как лицо начальника озарила восторженная улыбка: «Товарищ Паниковский? Чем я могу быть вам полезен?»

Роль Паниковского в фильме режиссера Михаила Швейцера «Золотой теленок» сделала Зиновия Гердта любимцем миллионов. Конечно же, запомнился он зрителям и в фильмах «Соломенная шляпка», «Место встречи изменить нельзя», «Трое в лодке, не считая собаки», «Военно-полевой роман», «Мэри Поппинс, до свидания!», «Интердевочка» и многих других.

Около сорока лет артист работал в Театре кукол Сергея Образцова. В спектакле «Необыкновенный концерт» большую популярность получил конферансье в исполнении Гердта.

Судьба отмерила Зиновию Ефимовичу 80 лет.

О том, каким человеком был народный артист СССР Зиновий Гердт, «ФАКТАМ» рассказала его вдова Татьяна Правдина.

— Татьяна Александровна, когда на киностудию «Киевнаучфильм» для озвучивания легендарных мультфильмов «Приключения капитана Врунгеля» и «Доктор Айболит» приезжал Зиновий Гердт, по словам Давида Черкасского, сразу начинался праздник. Работа Зиновия Ефимовича очень украсила эти картины. К слову, Давид Янович передает вам большой привет.

— Спасибо. Додику тоже привет передайте. В центре Киева стоит и замечательный памятник Паниковскому, которого сыграл Зиновий Ефимович в «Золотом теленке».

*Татьяна Правдина: «Зиновий Ефимович был удивительно обаятельным»

— Как будет отмечаться столетие Зиновия Гердта?

— В Москве есть клуб «Эльдар», созданный Рязановым. Десять лет назад мы там праздновали девяностолетие Зиновия Ефимовича. А в этом году будем отмечать его столетие.

— А Зиновий Ефимович как праздновал свои дни рождения?

— 21 сентября в течение 56 лет к нам в дом без приглашения приходят люди, которые хотели бы Зиновия Ефимовича поздравить. Двадцать лет как его нет, тем не менее каждый год в этот день я угощаю своими пирогами Зяминых друзей. Мы сидим, вспоминаем и, чокаясь, пьем за Гердта. Пироги с капустой пеку по старинному рецепту. На столе — картошка, селедка и другая еда, которую Бог посылает в этот момент.

— Какое блюдо было у вашего мужа любимым?

— Зиновий Ефимович в еде понимал и любил вкусно поесть. Любимым его блюдом была домашняя грибная лапша. Готовить ее непросто. Занималась этим не я, а замечательная деревенская женщина, которую Бог одарил кулинарным талантом. Когда она раскатывала тесто и делала лапшу, я приходила смотреть — настоящее цирковое шоу. Если захотите приготовить, возьмите кулинарную книгу Елены Молоховец, там очень подробно все описано.

— А какие подарки вы дарили супругу в день рождения?

— Разные. Рубашки, носки… Зиновий Ефимович очень любил инструменты — сверла, отвертки. Он был рукастый человек, все умел — пилить, строгать… И получалось у него здорово. Он всю жизнь мечтал приобрести дрель фирмы Bosch, но так и не купил, никогда не хватало денег. Но я в память о нем купила. У меня такая дрель есть — дрель, о которой он мечтал.

— Правда, что почти вся мебель в вашей квартире сделана руками мужа?

— Не вся, конечно. Он, например, сделал очень красивый туалетный столик.

— Недавно общалась с Сергеем Никитиным, и он рассказывал еще об одном увлечении Зиновия Ефимовича — рыбалке. Вспоминал, как они ловили рыбу на реке Даугава в Латвии и как Гердт радовался пойманному стограммовому окуньку — будто это не мелкая рыбешка, а огромная щука!

— Они с Сережей не только рыбачили, но и джаз пели вместе.

— Татьяна Александровна, а какой подарок мужа особенно дорог вашему сердцу?

— Зиновий Ефимович всегда со мной. Например, на мне сейчас часы, которые он носил. Ношу их уже двадцать лет!

— И дома, наверное, у вас все осталось, как было при муже?

— Нет. Мы последние годы жили с ним за городом на даче. А потом, когда Зиновия Ефимовича не стало, московскую квартиру я продала, а дачу перестроила. Теперь она стала побольше, я называю ее хоромами (улыбается). Народу-то у нас прибавилось.

— Случались ли в жизни Зиновия Ефимовича чудеса?

— Конечно. Он считал чудом, что одиннадцатая операция после ранения оказалась удачной и, хотя нога стала короче на восемь сантиметров, но была своя! Восславлял хирурга Ксению Максимилиановну Винцентини, которая делала эту операцию.

— Ходят легенды, что на праздновании своего юбилея в октябре 1996 года Гердт, который практически уже не ходил, узнав, что в зале присутствует медсестра Вера Веденина, вынесшая его, раненого, с поля боя, поднялся и стал с нею танцевать.

— Нет, он не танцевал. Но действительно, после того как Юрий Никулин пригласил ее на сцену, Зиновий Ефимович вышел на авансцену своими ногами. Невероятно, ведь на этот вечер я его привезла на коляске! По квартире он передвигался с трудом — с ходунками. Все это было за месяц до его кончины.

Выйдя на авансцену, Гердт прочитал стихотворение Давида Самойлова, которое заканчивается словами:

«О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…»

— Потрясает, что хромота не помешала Зиновию Гердту стать знаменитым артистом… Какая внутренняя сила, целеустремленность!

— Да, он ведь был актером еще до войны. Но после ранения ему пришлось стать кукольником, так как за ширмой хромоты не видно. А потом, благодаря режиссеру Валерию Фокину, вышел на сцену и сыграл свою замечательную роль в спектакле «Костюмер».

— Друзья вашего мужа отмечали, что он как магнит притягивал их к себе. Эльдар Рязанов вспоминал, что в вашем доме познакомился и сдружился со многими замечательными людьми. Александр Ширвиндт называл Зиновия Ефимовича своим эталоном по жизни. А Юлий Ким, с которым я говорила накануне нашей с вами беседы, сказал, что Гердт был человеком абсолютно неотразимого обаяния.

— Понимаете, прежде всего Зиновий Ефимович, которого мне Господь послал, — один из немногих людей с чистой биографией. Во все периоды жизни он вел себя порядочно и всегда думал о тех, кто с ним рядом. Он не стал артистом фронтовой артистической бригады, а пошел воевать, был сапером. А так, как гибли саперы, мало кто погибал. Поэтому он считал счастьем, что остался жив.

— Как Гердт ощущал славу?

— Самое «трудное» было в Одессе. В этом городе его обожали и иначе как «рыбонька» не обращались, а на Привозе не хотели брать деньги. И Зиновий Ефимович Одессу обожал!

Один раз я была с ним и в Киеве. Дивный город! А муж ездил в Киев неоднократно — и к Додику Черкасскому, когда работали, и выступал…

— Всесоюзную славу Зиновию Гердту принесла роль Паниковского. Удивительно было, что он ее не любил, говорил: «Я не комик»…

— Да, это так. При этом Паниковского Зиновий Ефимович сыграл, поставив условие: его герой не будет такой, каким написан у Ильфа и Петрова, — зрителю его должно быть жалко. И его действительно жаль.

— Я тоже так думаю. Сыграл Паниковского так, что смотришь, не отрываясь.

— А у вас есть любимая роль мужа?

— Трудно сказать. Хорошо он сыграл в фильме Петра Тодоровского «Фокусник». А еще мне нравится, как Зиновий Ефимович читал рассказы Бабеля. Это было очень здорово! А вообще, вся жизнь Гердта была в поэзии. Он читал стихи. И считаю, что делал это лучше всех. Его погруженность в поэзию, когда мы познакомились, меня с ног сшибла. Гердт говорил: «Надо читать стихи угощая!» Делился своим восторгом перед талантом поэта.

— И сам ведь стихи сочинял?

— Он не считал это стихами, называл стихоплетством.

— Вам посвящал стихи?

— Нет, такого не было. Он писал мне записки в стихах. Но это личное.

— Зиновий Гердт вспоминал, что объездил более семидесяти стран. Наверняка вы часто ездили с мужем. Какая страна мира вас потрясла?

— Япония. Возвращаясь из других стран, я продолжала жить обычной жизнью. А приехав из Японии, полтора месяца не могла прийти в себя. Меня поразили дети. В Японии им не делают замечаний и не говорят «нельзя». Все позволяется. Но потом, вырастая, они становятся такими правильными. Японец-пешеход, видя красный свет светофора, стоит как вкопанный и ни за что не шелохнется. Я поинтересовалась, каким образом этого можно добиться. Мне ответили: «Силой примера!» Удивительно…

— С Зиновием Ефимовичем вы прожили 36 лет. В чем секрет столь прочного семейного союза?

— Вместе мы были очень счастливы. Я считаю, что любовь — это талант. Кому-то он дан, кому-то — нет. Нам повезло, что мы встретились друг другу. У нас была одна позиция относительно людей, событий. Зиновий Ефимович тоже считал чудом, что нас с ним свела судьба, потому что познакомились мы уже не молоденькими: мне было 32 года, ему — 44.

— И как же это произошло?

— В качестве переводчика арабского языка меня пригласил на гастроли Театр кукол Образцова, где работал Зиновий Ефимович. Не знаю, кто меня порекомендовал. Я пришла в театр, познакомилась с Сергеем Владимировичем Образцовым. А он меня, в свою очередь, — с Гердтом и со всеми остальными артистами. Таким вот образом нас с Зиновием Ефимовичем свела судьба.

— Какая черта мужа вас поразила?

— Зиновий Ефимович был удивительно обаятельным. Невысокого роста, хромой, седой уже, но настоящий мужик. Бабы падали!

— Вы ревновали?

— Нет. Знаете, когда женщины мне говорили: «Ах, какой у вас муж!», я отвечала: «Я вас очень понимаю»… И действительно понимала, что он у меня неотразимый, что нравится многим, и радовалась, что не одной мне.

— Свадьба была у вас красивая?

— У нас ее не было. Мы долго-долго не расписывались, по разным обстоятельствам не могли этого сделать. Но это длинная история… Скоро выйдет моя книга «Разговор со своими», там я все описала.

— Друзья называли Гердта Зямой…

— Не только друзья, даже чужие. И он это очень ценил, потому что это и есть народное признание. Я и книгу так назвала «Зяма — это же Гердт!», где 32 человека вспоминают Зиновия Ефимовича. Он — артист с большой буквы. В жизни не был «актер актерычем», вел себя естественно. Был простым, доступным, чистым, поэтому его все так любили, и, слава Богу, эти черты еще продолжают людьми цениться.

— Что бы вы сказали мужу сегодня, если бы он мог вас услышать?

— А я все время с ним разговариваю, советуюсь, как поступить, думаю, как бы он прореагировал на то или другое…

К.ЛАРИНА: Начинаем программу «Дифирамб».

Сегодня программа наша посвящена памяти Зиновия Ефимовича Гердта. Поскольку, вот так вот, две даты – дата рождения и дата его ухода из жизни они такие у нас в этом году получились закруглённые: 95 лет со дня рождении Зиновия Гердта отмечалась в сентябре, а сейчас вот, 18 числа, 18 ноября. 15 лет с тех пор, как Зиновия Ефимовича с нами нет.

У нас сегодня в студии Татьяна Александровна Правдина. Я не могу это слово произносить – я его ненавижу, - жена Зиновия Гердта, которая прожила с ним огромную жизнь.

Здравствуйте, Татьяна Александровна.

Т.ПРАВДИНА: Здравствуйте.

(Исполнение)

К.ЛАРИНА: Ну, кого тут ещё назовёшь, вот так поставишь рядом? Мне кажется, что человек, который стихами мог разговаривать, километры знал наизусть, наверное?

Т.ПРАВДИНА: Он знал, конечно, километры. Но вот я-то считаю, что он читает лучше всех, потому что при том, что он артист, он читает, и он сам это говорил, что надо читать так, как будто ты угощаешь. Уж ты, когда ешь что-нибудь вкусное, ты хочешь всем своим рядом их угостить. И он читает так, приглашая тебя восхититься этим немыслимо прекрасным.

К.ЛАРИНА: Как музыкант, который играет музыку, приглашает своей игрой. Да?

Т.ПРАВДИНА: Да, да, вот именно. И это он всегда там с Мишей Казаковым. И Миша, в общем, какие-то вещи воспримет, потому что Миша, скажем, Бродского читал уже не как чтец, не как артист, а вот так, как просветитель. Я не знаю, в общем, угощающий.

К.ЛАРИНА: Татьяна Александровна, а вот вообще, из чего складывался вкус человека? (Я имею в виду Зиновия Ефимовича Гердта). Или это какое-то врождённое качество?

Т.ПРАВДИНА: Понимаете, в чём дело? Ну вот, я потом расскажу о городе, в котором он родился. Но это, конечно, то, что вот называется по-английски - сам себя сделавший человек. Потому что он, родившийся, ну, в таком, более или менее просвещённом, но всё-таки в местечковом месте, и всё, сам себя сделал.

Конечно, его Бог наградил – это ясно. У него было то, что мне кажется самым главным в искусстве чувство меры и стиля. И он был с необыкновенно хорошим вкусом. И отсюда, так сказать, такая вся жизненная линия его всей жизни – во всех поступках и в поведении.

Ему повезло: в этом местечке, в школе был необыкновенный учитель русского языка, который показал ему, что такое поэзия. Тем более, русская поэзия. И Зиновий Ефимович навсегда был к этому, так сказать, не просто привязан, а прилеплен. Не было минуты, чтобы он жил без стихов. Когда один, когда это, если ехали в машине, то он мог читать и всё. И это составляло основную, так сказать, линию поведения. И во всём – и в актёрском его проявлении тоже, конечно, поэзия играла самую главную роль.

К.ЛАРИНА: Вообще, если говорить о том, из чего сложилась и складывалась слава Зиновия Гердта, а это же не просто актёрская слава, правда? А это тот самый случай, когда смыкается профессия с личностью. И из этого возникает что-то такое совершенно невероятное, отдельное. Ну вот, как не знаю, тот же Булат Окуджава. Да? Это же не просто поэт-песенник, правда же?

Т.ПРАВДИНА: Во-первых, Булат – бард. Я не люблю «бард», я люблю поэт. Булат – поэт.

К.ЛАРИНА: Это не просто поэт, правда? Не говоря уже об актёрской профессии, она же очень зависимая. Это профессия исполнительская.

Вот, на Ваш взгляд, когда Зиновий Гердт перешёл эту границу? Когда он перестал быть исполнителем, а стал автором, как бы личностью, которая много определяет?

Т.ПРАВДИНА: Знаете, я тоже много про это, естественно, много думала. И я думаю, что помимо всех талантов, которые бывают, там: композитор, художник и всё такое, перешибает все таланты на свете человеческий талант. Когда человек одарён этим свойством – быть человеком.

Зиновий Ефимович, что про него можно сказать? Он – человек с чистой биографией, не придерёшься: вёл себя безукоризненно во все времена жизни – ну, много женился и всё такое, и во всём всегда был порядочен и человеческий талант был огромен.

И он исполнителен. Он был, так сказать, одарён шармом, обаянием таким, что все, кто с ним работал, как-то позволяли ему творить самому.

И вот, скажем, все документальные фильмы, как много он их сделал, там не было ни одного слова чужого – он делал сам текст и его читал. Всех устраивало, и это всех радовало.

К.ЛАРИНА: Вот эта программа, кстати, мы должны были её вспомнить, «Чай-Клуб». Она же сложилась, это же не интервью, ничего – это просто.

Т.ПРАВДИНА: «Чай-Клуб» была потрясающая программа. К сожалению, вот её придумал человек замечательный, недавно ушедший от нас, Лев Николаевич Николаев. Он придумал. И тогда стали думать, что вот такое вот – Гердт и двое гостей. И кто будут эти гости? Вот каким образом выбирать кого-то в гости?

И придумали такой ход, что это будут люди, которых Гердт, может это и не так, может он ошибается, но он так считает, что это порядочные люди.

И там были и знаменитые имена, и не знаменитые, - разные, разные, разные.

И что самое потрясающее, когда Зиновий Ефимович ушёл, и его не стало, они сделали такую передачу памяти и придумали такую вещь: в конце передачи, было 57 передач, соответственно было 114 человек гостей.

К.ЛАРИНА: Они повторялись?

Т.ПРАВДИНА: Нет. Дали на экране подряд, такой в подбор – не столбиком, никак, - имена всех людей. И ты сидел, читал имена, и тебя все устраивали. Это было такое счастье!

К.ЛАРИНА: Слушайте, это очень много, мне кажется, что сегодня столько мы не насчитаем 114 человек порядочных. (Смеётся).

Т.ПРАВДИНА: Ну, наверное. Есть такой анекдот, да? – Кого выбрать? Нас нельзя: мы из Одессы. Да, это вот так, это было необыкновенно.

К.ЛАРИНА: А эта программа существует? Она есть в архивах? Где-то существует же?

Т.ПРАВДИНА: Она есть в дисках. Есть она, конечно. Но это же кончалась программа, это было ТВ-6 тогда. А сейчас, кому это всё принадлежит, я не знаю.

К.ЛАРИНА: Это, конечно, была абсолютная импровизация, насколько я понимаю, эта передача, да?

Т.ПРАВДИНА: Да, это было всегда обаятельно, потому, что люди сидели, разговаривали попросту, и было и печально, и весело, и всяко. Там замечательные есть моменты.

К.ЛАРИНА: А то, что он так поздно состоялся как большой артист, это его не мучило?

Т.ПРАВДИНА: Вы знаете, это не совсем так. Что значит «состоялся как большой артист»?

Его знали уже по Образцовскому, по Кукольному театру, его знали. И знали не только в России, не только в Москве, но и в мире, так сказать, где он играл все роли.

К.ЛАРИНА: Но это за ширмой?

Т.ПРАВДИНА: За ширмой, да. Но он вышел на человеческую, как говорится, сцену сначала в «Современнике» в «Маленькой работе», потом уже была замечательная работа. Это сделал Арье, ученик Додина «Замечательный костюмер». Это уже было поздно, да.

К.ЛАРИНА: Я это помню. Это уже было в театре Ермоловой, когда Владимир Владимирович Фокин был главным режиссёром этого театра. Они играли с Якутом. Это потрясающий спектакль. Я счастлива, что я его видела!

Т.ПРАВДИНА: Замечательно! Это действительно было огромно. Да, что говорить? Нет, он вышел из-за ширмы, ну, конечно, в общем, довольно поздно. Но он уже был очень в кино.

Ну, что же, сняли, скажем, «Телёнка» и «Фокусника» в 67-68 году. Давно.

К.ЛАРИНА: Насколько это была всё-таки большая первая, первая большая роль такая?

Т.ПРАВДИНА: Ну, главная роль. До этого у него были там всякие эпизоды. Но он ухитрялся, вроде, как Фаина Георгиевна Раневская делать из эпизода чуть ли не главный ход. Так что, что говорить?

К.ЛАРИНА: Мы сейчас слушаем Новости, и потом продолжим нашу программу.

Обязательно ещё услышим голос Зиновия Ефимовича Гердта. Я вот там подобрала ещё 2 стихотворения. Мы обязательно услышим, и расскажем с Татьяной Александровной о том, как сегодня память об этом актёре хранится в нашей стране. Потому что там есть, о чём рассказать. Вот мы уже упоминали место его рождения, город Себеж. Мы обязательно расскажем о том, что там происходит.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Вспоминаем мы сегодня Зиновия Гердта. Напомню, что в нашей студии Татьяна Александровна Правдина, жена Зиновия Ефимовича. И я обещала ещё стихотворение обязательно поставить в эфир.

Сейчас мы это сделаем. Мы услышим стихотворение «Август» Бориса Пастернака в исполнении Зиновия Гердта.

(Исполнение)

Вот пока мы слушали эти строчки, и вы тоже, я напомню: это Борис Пастернак, а то спрашивают: кто автор? Пастернак автор! Уже вот забывают знакомые строки наши слушатели.

Вот Татьяна Александровна наизусть повторяла всё за мужем.

Т.ПРАВДИНА: Не наизусть. Это понимаете, такое… Это стихотворение ещё в нашей жизни имело такую очень интересную историю.

С нами вместе, то есть, мы там позже приехали, живём в посёлке «Советский писатель» на даче. И там, значит, ещё, естественно, раньше нас дача Александра Трифоновича Твардовского. И мы общались и дружили. И однажды Александр Трифонович позвал Зиновия Ефимовича пойти за грибами. Ну, он-то настоящий, так сказать, российский грибник, и вообще, знающий природу, лес и всё остальное. И Зиновий Ефимович сказал: «Ну, когда? Часов в 8»? На что Александр Трифонович сказал: «Ну, в 8 приходят уже с грибов». Но, пожалев Зиновия Ефимовича, они пошли не в 5, как ходил Александр Трифонович, а где-то в половине восьмого.

И они шли, тогда ещё у нас вокруг там была природа, был лес, и всё. И Александр Трифонович шёл впереди. И Зяма вдруг вспомнил, какое сегодня число, нет ли у него сегодня спектакля? И он сказал: «Александр Трифонович, какое сегодня число?». А он говорит:: 19-е, ну, по-старому шестое. И тут естественно у Зямы совершенно щёлкнуло тут же: 6 августа по-старому – Преображение Господне. И он, ни о чём не предупреждая, начал на весь лес, а их двое, никого нет, раннее утро. И он начал читать это стихотворение в спину Александра Трифоновичу.

Александр Трифонович – необыкновенная личность, это отдельный совершенно рассказ, и нечего говорить. Но он был очень ревнивым, скажем, к напечатанию стихов поэтов в своём журнале.

И тут он прочитал. И сказал: «Да,…». А Зяма знал, что Пастернак не самый первый для Твардовского поэт. Он сказал: «Да, порядочная поэзия», - сказал Твардовский. И дальше шёл разговор: «А что ещё? И из моего что-нибудь знаете?». И тогда Зяма ему стал читать его, самого Александра Трифоновича. Поэтому это была замечательная такая история.

«Здравствуйте. К сожалению, лично никогда не доводилось встречаться с Зиновием Ефимовичем, но всегда чувствовала его присутствие. Поражает его доброта, восхищает его мудрость, его строгость к самому себе. Располагает его общительность. Как он читал! Как дублировал за кадром! Никто нам не мог рассказать за обезьян Донни и Микки, как он! А передача на фоне «Чая»! А юбилейный вечер! Помню его, помню! Читал книгу «Зяма».

А как наша публика? Помнит Гердта?», - спрашивает наш слушатель.

Как Вы чувствуете? Помнит?

Т.ПРАВДИНА: Знаете, я вот и пришла к Вам. Так случилось, что всё время идут какие-то мои публичные выступления: по телеку, так сказать, я мелькаю. Это мне всё кажется. А потом я вдруг подумала, что я не имею права отказаться. Потому что до тех пор, пока человека помнят, он жив.

Для меня-то он, так сказать… Кто-то мне однажды задал вопрос: «Когда Вы вспоминаете Зиновия Ефимовича, что Вы вспоминаете?». Я говорю: «Я его не вспоминаю. – Как это?

Я говорю: Ну, так, мне не надо вспоминать. Он всё время рядом со мной. Я советуюсь с ним. На мне его часы. Так что, у меня нет, у меня есть ощущение, что просто он далеко-далеко уехал, никак не доеду. Ну, доеду, вероятно, по всей логике жизни.

К.ЛАРИНА: Ну, ладно!

Т.ПРАВДИНА: Нет, это нормально, ребята. Не надо ханжествовать. Смерть - великое чудо! Вот. Поэтому, что сказать? Зиновия Ефимовича помнят, любят. Но бывают разные, конечно. Если будет время, расскажу.

К.ЛАРИНА: Хорошо. Сейчас ещё одну прочту тоже реплику от нашей слушательницы: «Уже давно прочитала Вашу книгу о Зиновии Ефимовиче. Лучшего изложения и огромного интереса к написанному я больше не встречала и не испытывала.

Здоровья Вам и Вашим близким на долгие годы. И вопрос: а будут ли ещё книги, посвящённые Зиновию Гердту?».

Ну, давайте вот как раз расскажем о Ваших мечтах и планах, о которых мы говорили в перерыве, Татьяна Александровна.

Т.ПРАВДИНА: Да. Ну, что я могу сказать? Спасибо за добрые слова. Я-то считаю, что самый высокий комплимент, который я получила за опубликование этой книжки: мне было сказано: «Как будто у вас в гостях побывали». Это было чрезвычайно приятно. И даже там ведь потом её переиздавали то ли 8, то ли 9 раз. И там было сказано, что это воспоминания части людей, которых любил Гердт. Не которые любят Гердта, кто любит Гердта? – Все любят Гердта! Но это такая общая фраза.

А тут были, и было несколько человек, к сожалению, уже ушедших из жизни, которые мне сказали: «А что, разве меня Зяма не любил?»., - сказал мне Вася Аксёнов.

Или писатель-хирург Юлий Квейндлин тоже сказал: «А у меня уже написано о Зяме. Почему ты не включила?».

Ну, вот такая вещь. Поэтому, что можно сказать?

К.ЛАРИНА: Ну, вот книжка, которая вышла в издательстве «Зебра Е»., поскольку это вот в качестве информационной вещи присутствует в Интернете. Я посмотрела, я просто знаю эту историю, когда просто взяли её и скомпилировали из

каких-то кусков, украли просто.

Т.ПРАВДИНА: Если бы скомпилировали! Нет, не в этом дело. Понимаете, раздался звонок от очень старинного знакомого из Израиля, который мне сказал: «Таня, что случилось? Вы что, изменили имя вашему внуку?». Я говорю: «То есть, почему ты, собственно говоришь?». Он говорит: «Ну, вашего внука зовут же Орест – Орик?». Я говорю: «Да». - «А вот вышла книжка, где он от имени Зямы назван Борей». Я говорю: «Как это? Что за книжка?». – «А вот есть книжка «Рыцарь совести». И я сказала: «Я её не видала». Купили. И выяснилось, что я поняла, что я очень здоровая баба, что у меня не было в этот момент инфаркта, потому что книжка называется «Рыцарь совести». На обложке так стыдливо, в тени написано: «Зиновий Гердт».

Т.ПРАВДИНА: Да. А на корешке и на титуле совершенно чётко написано: «Зиновий Гердт. «Рыцарь совести».

Все «Друзья о Гердте», взятые из этой книжки, вот которая «Зяма», это же Гердт!

А первая часть – «Гердт о себе» такой жути, сказать не могу!

Во-первых, Гердт никогда не писал книги. Значит, это всё скомпилировано из интервью, в газетах и всё такое. Всё взято.

К.ЛАРИНА: Да что Вы!

Имена перевраны, там Бог знает, что. И там написано: «Татьяна Правдина – вторая жена. (Окончательная)».

То, что у него была… Я – третья жена, действительно окончательная. Но была вторая жена – замечательная дама, с которой было прожито 8 лет. О ней даже не упомянуто.

Вся книжка, понимаете? – Компиляция, если вы посмотрите в словарь, то «компиляре» - значит грабить. Это такое значение этого слова.

Я ненавижу судов.

К.ЛАРИНА: Вы подали иск в суд?

Т.ПРАВДИНА: Сначала предложили: «Ребята! Остановите! Уберите книжку из продажи. Не печатайте больше».

Книжка попала уже я не говорю в Белоруссию, Украину, и всё СНГ, уже в Израиле, в Америке она есть – везде они её по не очень лёгкой цене торгуют.

И потом в «Новой газете» тут недавно была публикация «Чистое имя – выгодный товар». С нашими, так сказать, претензиями.

Ещё весной мы предложили: опомнитесь, ребята! Опомнитесь! Прекратите! Сделали независимую экспертизу, доказывающую.

Но вот два дня назад был вторичный суд, где они говорят, что законом компиляция не запрещена.

Я 40 лет проработала в издательстве, даже больше. Поэтому, как делаются книги и что такое компиляция, я знаю.

Компиляция позволительна, но, если тот, кого ты компилируешь жив, покажи его и получи его на этот счёт одобрение. Всё остальное – разбой.

Поэтому это ужасно печально!

К.ЛАРИНА: То есть, сейчас – судебный процесс?

Т.ПРАВДИНА: Сейчас идёт судебный процесс.

Мне не хочется на этом кончать.

К.ЛАРИНА: А мы сейчас – о хорошем.

Т.ПРАВДИНА: А мне хочется сказать о хорошем.

К.ЛАРИНА: Да! На родину, в город Себеж, о хорошем -

там открыт памятник Зиновию Ефимовичу Гердту.

Т.ПРАВДИНА: Что хочу сказать? Вот, чтобы на мрачном, так сказать, не зацикливаться, хочется сказать, что в этом году до этого суда, слава Богу, было событие, которое не только меня потрясло, а ещё довольно большой круг моих близких друзей.

Зиновий Ефимович родился в городе Себеж. Это Псковская область на границе с Латвией.

И это было местечко, где жили русские, поляки и евреи. И там была церковь православная, был костёл, и была синагога.

Синагога была снесена во время советской власти, костёл – тоже. Костёл оставался, а церковь была во время войны разрушена.

Зиновий Ефимович оттуда уехал, когда ему было 11 лет. В Москву, к брату.

И дальше – мы в этот город заезжали с Зиновием Ефимовичем. Значит, я там была в первый раз лет 30 тому назад, когда мы ездили в Прибалтику. И ещё тогда его дома, в котором он родился, уже не было, но какие-то люди ещё тогда были. Теперь уже нет никого.

Шесть лет, даже больше тому назад сележане по собственной инициативе решили поставить своему земляку памятник.

К.ЛАРИНА: То есть, память о нём там хранится, да?

Т.ПРАВДИНА: Есть у них. Конечно, у них нет более знаменитого земляка. Но не в этом дело. Дело в том, что они придумали. Обратились в Москву к художникам. И был сделан проект памятника в 2004, или 2005 году был заложен камень, на котором было написано, что будет здесь установлен памятник.

Потом всё заглохло. Все вокруг меня терзали, говорили: «Вот, заглохло, давай! \».

К.ЛАРИНА: Денег не было, да?

Т.ПРАВДИНА: Там денег не было, там были какие-то сумасшедшие суммы. И я сказала: «Ну, не я же должна. Неприлично, чтобы я это инициировала.

И вдруг весной этого года мне сообщают и оттуда мне присылают – они решили опять возобновить это, и устроили конкурс художников на памятник Зиновию Ефимовичу.

И прислали мне по Интернету варианты этих эскизов. Ну, не эскизов, а вот варианты.

Самое поразительное, что в этом городе они устроили голосование, как бы такой вроде референдум, когда жители голосовали за какой-то из этих вариантов.

Когда они мне прислали, я была в полной панике.

К.ЛАРИНА: То есть, они это сделали, как выставку, люди приходили, смотрели, да? И отдавали свои голоса.

Т.ПРАВДИНА: Приходили, смотрели и отдавали свои голоса – голосовали.

И, когда прислали, то было известно, что решение будет принято там такого-то числа. И из всех, что там были, мне понравился только один. Поэтому я жила в трепете: что же вдруг победит? Потому что моего права никакого не было, потому что их инициатива, их земляк, и они полностью могут меня ни о чём не спрашивать.

И мне понравился один очень. И, как О! Бог есть, счастье: выигрывает этот.

И это скульптор, который живёт в городе Жуковском – Олег Ершов.

И мне позвонили, там изменился у них, когда мы ездили на закладку камня, там был один мэр, а сейчас там мэр женщина – Галина Анатольевна, необыкновенная дама. Позвонила и сказала, что вот возьмите телефон этого скульптора, потому что ему, конечно, надо с вами повидаться.

Я ему позвонила. На следующий день он ко мне приехал. Мы просидели с ним целый день. Я дала ему всё, что могла, и он поставил условие: что, когда он сделает эту скульптуру в глине, то я должна непременно приехать и посмотреть. Что и имело место.

Я была в это время за 400 вёрст в деревне на Валдае. Он мне позвонил. Значит, я приехала на поезде.

Он предложил, что он за мной приедет. Я приехала на поезде, и он меня повёз в литейный цех. Я была первый раз в жизни. Была потрясена, что это всё работает. Это в городе Жуковском, где когда-то был ЦАГИ _Авиационный институт).

И, значит, увидела это в глине. И была счастлива. Ну, там он просил делать замечания. Я честно всё сказала, что не так.

Но самое главное, самое главное – выражение лица, что есть глаза – и вот это самое главное.

Он, этот молодой человек, не видевший живьём Гердта никогда, и не трогавший его, так сказать, уловил необыкновенно. Это было счастье.

К.ЛАРИНА: Интересно, он наверняка смотрел там фильмы, какие-то роли, документальные фильмы.

Т.ПРАВДИНА: Ну, всё, я ему всё дала. Конечно. Но это совсем другое: он удивительный, он дивный-дивный художник. Я потом видела его работы. Он сделал два фонтана в подмосковном Раменском – удивительно! Один фонтан - «Адам и Ева», и второй – «Времена года». Вот замечательно, необыкновенно.

Всё! Надо главное рассказать. Дальше. 20 сентября этого года эта глина была превращена и он её довёз в бронзу. И 20 сентября, накануне 21 сентября - день рождения, 95 лет было открытие памятника. И мэр сказала: «Приезжайте, как можно больше». И мы поехали компанией 14 человек: поехал издатель книги, поехала моя дочка с мужем, внук, Шура Ширвиндт с женой Татой, и друзья ещё. И мы присутствовали при этом деле.

Это город совсем, совсем небольшой. Там население одного большого дома. – Вот все они были там.

Я, в общем, довольно, так сказать, так сложилось по жизни, не плачу никогда. А тут я обрушилась. Так это было, потому что, как Вам сказать? Когда вот шли снимать это покрывало с этого памятника, я видела лица людей и понимала, что они все со мной. Вот это их тоже.

И там, кроме того, что они выбрали этот памятник, ещё шёл разговор, что написать на памятнике? Хотели даты жизни. Я говорю: «Ребята, это на кладбище пишут – там, родился, помер. А это пишут где-нибудь сзади.

А так надо: кто хозяин памятника, откуда он взялся?

Поскольку они собирали деньги сами, чуть ли не в школах по рублю, я предложила: «Народному артисту Зиновию Гердту от себежан».

К.ЛАРИНА: Так и написали?

Т.ПРАВДИНА: Так и произошло.

К.ЛАРИНА: Татьяна Александровна, я просто так спешу – я ужасно хочу любимое моё стихотворение поставить в исполнении Зиновия Гердта.

Потрясающее исполнение, потрясающие стихи! И на этом мы завершаем передачу.

Татьяна Александровна Правдина, Зиновий Гердт и Давид Самойлов.